Василий Молодяков — Почему японцы любят русскую литературу?

Фото: Ольга Андреева

 Василий Элинархович Молодяков, российский историк и политолог.

Поводом к встрече и беседе с профессором Василием Молодяковым стала его новая книга на японском языке, вышедшая в июне этого года под названием «Дзяпонидзуму но Росиа» ジャポニズムのロシア. Что такое «дзяпонидзуму»? Что больше всего удивляет японцев в работе российского ученого? Что нужно, чтобы книги о России покупали в Японии? Эти и другие вопросы мы задали непосредственно автору книги.

В 11 часов утра, как и было запланированно, я нажал кнопку звонка. Дверь квартиры открылась быстро. На пороге стоял худощавый мужчина, на вид лет 40, в тенниске и летних шортах. Светлые, чуть вьющиеся волосы, очки и улыбка с характерными ямочками на щеках. С профессором Молодяковым я познакомился почти год назад. Ещё тогда меня поразили две вещи. Василий Элинархович удивительно легко согласился дать интервью о японском образовании и пригласил меня, незнакомого человека, к себе в гости. Вторая — та встреча и каждая следующая убедили, что Молодяков всегда в хорошем расположении духа. Вот и в этот раз он привычно улыбнулся и бодро поздоровался. «Добрый день, Роман. Проходите, располагайтесь. Я буду через минуту» — профессор пожал руку и жестом пригласил в кабинет.

Огромные стеллажи с книгами, массивный стол, заваленный рукописями и научными журналами, печатная машинка или, в современном варианте, персональный компьютер. Такими, наверное, представляются кабинеты профессоров во всем мире. Однако в Японии все по-другому. Сказывается специфика страны, в которой минимальное пространство для жизни и работы — норма. Каждый сантиметр небольшой токийской квартиры Молодякова использован с умом. В кабинете историка стены увешаны фотографиями персонажей его исследований, у окна — компактный стол с компьютером. Плотные шторы слегка приоткрыты, так, что проникающего света палящего токийского солнца хватает только для освещения рабочего места. Приятный полумрак усиливает ощущение прохлады, а вид из окна на храм Сэнгаку и могилы 47 самураев естественным образом настраивают на размышления об истории. Самый большой предмет в профессорском кабинете — книжный шкаф, двухметровый, с раздвижными секциями. Я успел пробежаться глазами по полкам. Книги на русском, японском, английском, французском языках. В этот момент в комнату вошёл Молодяков.

Признаться, даже не знаю. Наверное, около тысячи. Этот книжный шкаф я в шутку называю своей токийской недвижимостью. Сдвинуть его с места оказалось под силу разве что землетрясению 11 марта. В тот день я как раз был дома. Толчки были такой силы, что тяжеленный шкаф заплясал на месте. Пришлось подпирать его руками всё время, пока колебания не стихли, чтобы не опрокинулся. Удивительно, но каким-то чудом удалось удержать эту махину.

Да, землетрясение сильно повлияло на мою издательскую деятельность в этом году. Не одна, а сразу несколько книг, которые уже были готовы к печати, так и не попали в типографию. Многие японские издательства оказались в трудном положении. Причина в том, что бумага и типографская краска производились именно на северо-востоке страны, в Тохоку, куда пришёлся основной удар стихии. Эта работа готовилась к апрелю, но вышла только в июне.

Спасибо. Это тот тип книг, который мне очень близок. Я бы сказал, что это научное, но не академическое издание. Когда о серьёзных проблемах говорится просто и понятно. Это не то, что в Японии называется сэммонсё, специальная литература, которую никто не читает. Имидж сэммонсё — это что-то такое умом не постигаемое, издаётся тиражом 200 экземпляров, стоит 10 000 иен и покупается исключительно за казённые деньги. Моя книга — не такая.

У нее заковыристое название «Дзяпонидзуму но Росиа» ジャポニズムのロシア. Как это понятнее перевести на русский язык? Пожалуй, «Россия японизма». Само слово «дзяпонидзуму» происходит от французского japonisme. Так в конце 19 века называли поголовное увлечение японской культурой и искусством. Всем, от гравюр до кимоно. Увлечение охватило сначала Европу, а потом и Россию. Этот термин чётко привязан к определённой исторической эпохе. Если точнее, это последняя четверть 19 века и первая четверть 20 века. Кстати, сейчас мы с вами наблюдаем, как Россию накрыла вторая волна японизма. Помните, наверное, как в 2000-е годы считалось, что в каждом приличном доме должно быть кимоно, а на стенах — старинные гравюры в стиле укиё-э или хотя бы их новейшие копии.

Я бы, наверное, назвал книгу иначе: «Росиа но дзяпонидзуму» ロシアのジャポニズム , то есть «российский японизм». Это главная тема её первого раздела. Но издатели выбрали своё название, объяснив, что японскому читателю слово «японизм» хорошо знакомо. Оно и стало ударным. Дело в том, что о моде на всё японское в Европе написано много. Есть хорошие классические работы об увлечении японским искусством во Франции, в Германии, в Великобритании. О существовании этого явления в России практические ничего не было написано до выхода в 1996 году моей книги на русском языке «Образ Японии в Европе и России второй половины XIX — начала XX веков». Собственно говоря, её фрагменты в существенно дополненном и переработанном виде составили основу первой части новой книги.

Назову лишь ключевые фамилии, и этим будет всё сказано. Николай Рерих, Анна Остроумова-Лебедева, Мстислав Добужинский, Вадим Фалилеев, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Андрей Белый. Фактически, весь Серебряный век. Крупнейшие русские писатели и художники эпохи, скажем так, не прошли мимо Японии, и эта страна разообразно и причудливо отразилась в их творчестве. Стоит ещё упомянуть замечательного коллекционера Сергея Ивановича Китаева, который собирал не только укиё-э, но вообще произведения японского искусства. В моей книге 8 полос иллюстраций, причем большинство картинок воспроизводится в Японии впервые. Это относится и к гравюрам Вадима Фалилеева, и к фотографиям с выставки Китаева в Петербурге осенью 1905 года. Как ни странно, коллекционер был известен, а фотографии его не было. Точнее, есть один небольшой снимок, опубликованный в 1918-м году в газете, но такого качества, что его даже невозможно воспроизвести. Сохранилось лишь описание внешности Китаева. Теперь на него можно посмотреть.

Во вторую часть вошли статьи и эссе, соответствующие подзаголовку всей книги «Неизвестные страницы истории российско-японских культурных связей». Это Россия, пока неизвестная или, скажем так, малоизвестная японцам. Темы очень разные. Статьи были написаны для журнала «Синнихонгаку», который издаёт Институт японской культуры университета Такусёку, где я являюсь приглашённым профессором. Темы в основном подсказаны мне бывшим директором нашего института профессором Идзири. Он говорил: «Слушай, Василий-сан, а напиши нам, почему японцы любят русскую литературу». Я удивился: «Сэнсэй, откуда я могу это знать? Я же ведь не японец. Я ещё могу пофантазировать почему русские любят японскую литературу». Но профессор не отступал, и я согласился. Так появилась статья на эту тему.

Однозначного ответа, конечно же, нет. Но мне представляется важным тот факт, что в эпоху Мэйдзи, в конце 19 и начале 20 веков, Россия, как это ни покажется парадоксальным, оказалась для Японии самой близкой европейской державой. Да, у Японии были прямые контакты с англоязычным миром, но знания о Европе, даже чисто географически, часто шли через Россию. То есть наша страна в тот период стала своеобразным мостиком между Европой и Японией.

Возьмем, например, Тургенева. В Японии этот писатель был популярен довольно долго, но он воспринимался именно как один из самых модных и передовых европейских, а не исключительно русских литераторов. Толстой же, наоборот, воспринимался как русский, но скорее не как писатель-прозаик, а как мыслитель, философ, учитель жизни. Этим объясняется его популярность. Значительную часть интеллигенции эпохи Мэйдзи составляли выходцы из крестьян, второго сословия старой Японии. Там было много образованных людей, которые позже стали учителями, журналистами, редакторами, писателями. Этим людям, естественно, был близок опростившийся граф Толстой с его проповедью крестьянской жизни. Если говорить о той же «Анне Карениной», то главы про сельское бытие Левина японцам были намного ближе и понятнее, чем описание великосветских балов в Петербурге. Мне кажется, ключ к популярности «Анны Карениной» именно в этом. Отсюда же популярность в Японии Платона Каратаева и всей крестьянской темы у Толстого.

Ещё в книге я высказываю суждение, которые вызывает у японцев резкое удивление. Суждение, честно скажу, не моё оригинальное, но с которым я совершенно согласен. О том, что Фёдор Михайлович Достоевский сильно испортил имидж России за границей и, в частности, в Японии.

Боюсь, что это может удивить не только японцев, но и почитателей творчества Достоевского в России. Расскажите об этом подробнее. Впервые эту мысль высказал в конце 60-х годов известный эмигрантский историк Сергей Пушкарев. Известно, что настоящая слава русской литературы в Европе началась с Тургенева и Достоевского. Не уверен, что Тургенева можно назвать общемировым классиком. Он скорее воспринимается как писатель из прошлого. А вот Достоевский и сейчас живее всех живых. То есть, это действительно наш современник, живой актуальный писатель. Пушкарев провёл такую интересную мысль. Достоевский, конечно, блестящий писатель. Никто не спорит. Он настоящий психолог, пишет очень убедительно. Его читаешь и ему веришь. Но все герои Фёдора Михайловича психопаты в той или иной форме. Да, это яркие необычные люди, но, откровенно говоря, это люди «с отклонениями». Достоевский — писатель очень национальный. Хоть он и говорил о «всемирной отзывчивости» русского человека, и его романы, как оказалось, понятны читателям на всех континентах, но, вместе с тем, это глубоко национальный писатель. Читая Достоевского, ни на минуту не забываешь, что пишет он о России. Иностранный читатель может сделать вывод, что все русские — натуральные психопаты.

И вот в противовес Достоевскому, историк Пушкарев выдвигал Александра Сергеевича Пушкина. К сожалению, произведения поэта Пушкина просто не могли быть поняты и оценены в мире настолько широко, как творения Достоевского. Это относится и к Японии. Да, здесь Пушкина знают, даже есть общество по изучению его творчества. Пушкин — воплощение гармонического начала, он даёт более светлое представление о русском человеке. А у Достоевского это, в общем то, паноптикум, точнее, пандемонион. Но японцам такая точка зрения кажется экстремальной. Возможно в связи с популярностью недавнего нового перевода на японский язык «Братьев Карамазовых».

Еще одна статья, которая удивляет японцев, это «Россия — страна живого буддизма». Россия является одной из двух европейских стран, в которой буддизм официально признан как религия. Вторая страна, будете удивлены, Австрия. То есть, российское законодательство признаёт буддизм как одну из 4-х исконных религий РФ, наряду с христианством, исламом и иудаизмом. Если, скажем, в Европу буддизм пришёл, то в Россию буддизм не приходил, потому что он был всегда. Точнее будет сказать, что Московское царство, а потом Российская империя пришли в буддийские регионы. Кстати, Калмыкия является самой северной буддийской территорией в мире. Для японцев это настоящее открытие. Они действительно поражены тем фактом, что в России есть не просто изучение буддизма или какая-то мода на него, но тем, что в нашей стране живут буддийские народы. Это три региона: Калмыкия, Бурятия и Тува. Я рад, что привлёк внимание японского читателя к этой теме. Пусть больше знают о России.

С этим рисунком связана целая история. Гравюра была воспроизведена на обложке журнала «Весы» в октябре 1904 года. Лучший журнал русского символизма, которым руководил Валерий Яковлевич Брюсов, решил посвятить два номера японскому искусству. Представьте себе, самый разгар войны с Японией, пресса полна японофобскими заклинаниями, но несмотря на это «Весы» решают выпустить два номера со статьями о японском искусстве. Ход, прямо скажем, нетривиальный. Иллюстрацию сопровождает следующий текст: «Помещая на страницах нашего журнала эту гравюру, мы хотим напомнить о той Японии, которую мы любим, о стране художников, а не солдат.» Прекрасные слова. Пейзаж на картинке изображён явно китайский, хотя хирагана здесь присутствует. Возникшие было споры о качестве рисунка Брюсов прервал длинной фразой, которая заканчивалась словами: «Вам рисунок не нравится, мне — нравится, и дело кончено.» Уже в наши дни этот же рисунок понравился японскому издателю, и был выбран в качестве обложки.

В моём конкретном случае речь идёт, скорее, о втором варианте, но здесь нужно пояснить. Издательству «Фудзивара Сётэн» — 20 лет. До того, как господин Фудзивара организовал эту компанию, он был главным редактором издательства «Синхёрон». Как он сказал, «приобретя опыт, я решил создать свою фирму, чтобы издавать то, что мне хочется». Компания сравнительно небольшая, но имеет репутацию серьёзного издательства, которое выпускает гуманитарную интеллектуальную литературу. Это, с одной стороны, а с другой — это коммерческая компания, которая получает прибыль от своей деятельности. И то, что издательство живёт уже 20 лет и процветает, показывает, что на издании интеллектуальной литературы можно зарабатывать хорошие деньги.

В России сейчас мало издателей, которые понимают, что на серьёзной литературе можно зарабатывать. В нашей стране появилось такое странное ощущение, что чем глупее книга, тем она будет легче продаваться. В результате издатель понижает интеллектуальную планку в расчёте догнать читателя, исходя из предположения, что читатель — дурак. Конечно же, это не афишируется, но в частных беседах руководители компаний достаточно откровенны. Как они говорят, «пипл хавает». На самом деле «пипл» уже не «хавает». За свои деньги читатель хочет более серьёзную, более качественную литературу и не берёт то, что ему предлагают. Получается порочный круг.

В связи с выходом новой книги здесь, у меня возникла идея, что о русском японизме надо рассказать и в России. Тем более, ничего подобного у нас нет. Книга была бы не только интересная, но и очень красивая, с роскошными иллюстрациями. Сейчас Серебряный век в моде. Я послал заявки и планы-проспекты нескольким крупным издательствам, которые осилят большую, красивую и дорогую книгу-альбом, но мне ответили, что «нашему читателю это не нужно». В результате первая отдельная книга о русском японизме вышла не в России, а в Японии. Поэтому в её рекламе так и написано: «Книга о русском японизме, о котором пока никто не написал».

Обратную реакцию читателя, конечно, мы лучше всего поймём, когда продастся весь тираж. Но это не единственный способ. В отношении моей предыдущей книги «Гото Симпэй и русско-японские отношения», выпущенной тем же издательством, мощной реакцией было присуждение ей Большой Азиатско-тихоокеанской премии 2009 года. Это событие для меня стало полной неожиданностью, поскольку издательство выдвинуло книгу на премию, ничего мне не сообщив. Это было очень приятно. Появилось много рецензий. На новую книгу, как я полагаю, тоже будут отклики, так как господин Фудзивара уделяет большое внимание рекламе своих изданий. Это абсолютно правильная позиция. Я считаю, что издатель должен пиарить свои книги. В общем, на 127 миллионов японцев, 2000 покупателей найдётся. Тем более, книга рассчитана на широкую аудиторию. На тех, кто интересуется Россией, историей искусства и культурных связей, то есть, на тех, кого принято называть «образованный читатель».

Некоторые мои собеседники говорят, что японцы вообще не интересуются тем, что происходит за пределами их страны. Отсутствие интереса к России не вызвано антипатией к ней. Интерес надо создавать. Все дело в пиаре. Если кто-то хочет продавать книги о России и зарабатывать на этом, то её, страну, надо пиарить. Иначе такая литература продаваться не будет. Однако пиар должен быть толковым. Тогда меня спрашивают, а как надо пиарить Россию в Японии. Да очень просто. Надо принять за основу тезис, что Россия — это интересно. Возьмём даже не слово «кёмибукай», а простое и понятное «омосирой». Россия — это интересная, даже прикольная страна, там живут нормальные люди. Это современное государство. Можно, конечно, долго говорить о том, как японцы представляют себе нашу страну. Шапки-ушанки, мороз, водка, «северные территории», балет и так далее. Все это абсолютно не «омосирой», то есть совершенно не интересно. Если посмотреть на нашу культурную дипломатию, то имидж России, который формируется в Японии, на мой взгляд, просто скучный.

Устарел отчасти, и на редкость унылый. Это очень жаль. Вот господин Швыдкой сказал, что представит в Японии наше концептуальное искусство. Не знаю, может, он имел в виду арт-группу «война», которая нарисовала фаллос на Литейном мосту в Петербурге. Если они изобразят что-то подобное здесь, это может очень не понравиться губернатору Токио господину Исихара. Он может не оценить, что это современное искусство.

А если говорить серьёзно, то почему бы не пиарить в Японии российский рок, например. Провести наших музыкантов по клубам на Роппонги, где тусуется их целевая аудитория. Чтобы в неформальной обстановке наши сыграли так же, как играют музыканты со всего мира. Японцы хорошо воспринимают приезжих артистов. Рок-музыка, да и музыка вообще, это язык интернациональный. Перевод не нужен, главное драйв. Если хорошо играют и есть энергетика, то здесь это понравится. Вопрос лишь в том, что некому свести, например, рок-группу из Питера с владельцем клуба на Роппонги. А сами они не пересекаются. Но, я уверен, что если бы они встретились, получилось бы здорово. Если говорить о классической музыке, то японцы её хорошо знают и понимают. Зачем в сотый раз привозить Прокофьева? Композитор хороший, спору нет, но ведь есть много других. Например, Николай Метнер. В любом приличном музыкальном магазине есть записи его произведений, пусть немного, но есть. В России есть музыканты, которые его отлично играют. Вот это будет действительно что-то новое.

В конце сентября и весь октябрь я буду в Москве и в Петербурге. Эта поездка связана с выходом моих новых книг. Издательство «Моногатари» выпускает книгу под названием «Россия и Япония в меняющемся мире». Её содержание точно раскрывает подзаголовок — «Идеология. История. Имидж». Это сборник статей, опубликованных в последние годы в различных академических изданиях, из которых сложилась вполне цельная книга. Тематика, думаю, понятна. Это историческая память японцев, как они воспринимают своё прошлое, как его изучают и живут с ним. Ещё интересная тема: есть ли в Японии национальная идея. Кстати, с этими вопросами нашим людям в России самим предстоит разобраться.

Презентация книги запланирована во время моего выступления в Центре восточной литературы Российской государственной библиотеки в Москве в конце сентября. Во всех официальных объявлениях стоит слово «лекция», но это будет скорее творческий вечер. Основная аудитория — студенты, они лекций наслушались выше крыши. Другая часть гостей — преподаватели, они этих лекций уже начитались. И тем и другим хочется живого человеческого общения. В таком формате мне уже удалось провести мероприятие в прошлом году. Получилось действительно неформальное, но серьёзное общение. Студентов было много. Меня порадовал тот факт, что люди в основном пришли по объявлениям в интернете. Год назад я завёл ЖЖ. Информация распространилась из личного блога на дружественные сайты. Коллеги предлагали повесить объявления на кафедрах, но исходя из затраченного времени и полученного результата, как мне кажется, эффективность такой рекламы близка к нулю. Благодаря интернету на мероприятие собралась по-настоящему интересующаяся аудитория. Большая часть состояла из людей, с которыми я лично не знаком. Пришёл новый читатель, и это было самое интересное. Задавали толковые вопросы. В этом году на творческом вечере мы поговорим о том, что происходит в Японии сейчас. В частности о том, что здесь поменялось после 11 марта, после великого восточного землетрясения.

В конце этого года в издательстве «Просвещение» выходят в свет ещё две моих книги, с Японией никак не связанные. Одна называется «Первая мировая. Война, которой могло не быть», другая — «Вторая мировая. Война, которой не могло не быть». Концепция видна из заголовков. Формально эта литература адресована старшим школьникам, но по сути она ориентирована на очень широкий круг читателей.